ВСЁ ЛИ УЧЁЛ МАЙКЕЛЬСОН?
Клёва не было. Мне надоело наблюдать за неподвижными поплавками. В очередной раз я проверил пустые закидушки и решил проведать Диму, который рыбачил неподалеку, за бугром, в соседней заводи.
Поднявшись на бугор, я увидел, что и у Димы дела не лучше, и он, видимо от скуки, бросает в воду камни.
- Что, вспомнил детсадовскую пору? - cпросил я.
Он ответил в тон вопросу:
– Противная рыба выныривает, открывает пасть и показывает язык. Дразнится. Вот и приходится, чтобы не лезть в воду, брать камни и отгонять её.
- Да, что нам остаётся, как не позубоскалить? Притащились сюда в такую рань вместо того, чтобы выспаться.
- Нет, я с тобой не согласен, — возразил Дима. — В такой обстановке, когда тебя ничто не отвлекает и ты ближе к природе, приходят интересные мысли. Сейчас такая тишь и такая водная гладь, что, само собой, хочется взять камень и кинуть. И тут ты наблюдаешь, как расходятся волны, соображая, какая скорость у волны и что её ожидает в конце существования. Наверное, скорость будет снижаться, амплитуда и расстояние между гребнями волн, то есть длина волны будет уменьшаться и волна исчезнет.
- Ну, как не порадоваться за тебя. Это же поразительное наблюдение! — съязвил я.
- Напрасно усмехаешься. Здесь не так всё просто, как тебе кажется. Кроме водяных волн, есть ещё звук и свет и, исследуя простейшее, мы можем найти аналогию в более сложном.
- Да, я смотрю, сейчас как раз это нам и надо.
- Все мы и всюду, — продолжал Дима, не обращая внимания на моё замечание, — сталкиваемся с присутствием волн. До того к ним привыкли, что совершенно не обращаем внимания на их существование, а ведь, если задуматься, каждый вид волн по-своему замечателен и чрезвычайно интересен. Например, свет. Скорее — освещённость. Мы видим предметы чётко до деталей, а с помощью приборов — до микроскопических подробностей. И какой величины должны быть носители информации, чтобы с приличного расстояния можно было бы рассмотреть микроскопическое? И эта информация о микрочастице одинаково видна с любой точки шарообразной сферы. И наоборот. Миллиарды носителей информации проходят, скажем, через 1 кубический миллиметр, совершенно не мешая друг другу. Я думаю, здесь фотонами не обойдёшься. Может быть, это какое-то световое поле? А звуки? Их такое множество и разнообразие! Очень даже оправдано словосочетание «Мир звуков».
- Да, сейчас их даже слишком много. Вот и мы выбрались с тобой в сельскую местность на тишину, — вставил я.
- Правда, один не очень приятный случай, связанный со звуком, запомнился мне надолго. Может быть, на всю жизнь.
- Ну, расскажи.
- Я в армии служил в авиации, — начал свои воспоминания Дима.- К нам на аэродром привезли в деревянных контейнерах сверхзвуковые истребители. Собрали их и начали испытывать в полёте. Мы, конечно, интересовались новыми истребителями, но вначале они летали так же, как и другие самолёты. Наша казарма находилась не слишком далеко от взлётно-посадочной полосы и к полётам самолётов, и к шуму двигателей мы привыкли. В тот день я брился у прикрытого двухстворчатого окна, облокотив на него небольшое зеркало. Вдруг, в тишине раздаётся сильнейший хлопок, окно распахивается — я едва успел подхватить зеркало. Далее, рёв самолёта, понёсшегося низко над полосой. Все, кто был в казарме, разом подбегают к окну с возгласами: «Где упал?» Никто, конечно, раньше такого не слышал. Где-то вылетели стёкла, и полёты на сверхзвуке стали проводить подальше от жилья. Хлопки были, конечно, мощные, но стёкла уже не вылетали. Впечатление от этой ударной волны крепко засело в моей памяти. Позже, когда я обзавёлся некоторым багажом знаний о звуке и опытом, возможно, это впечатление и побудило меня задумываться: «А были ли в действительности библейские «иерихонские трубы» и на каком принципе было основано их действие?» Я, конечно, был далёк от мысли, что маломощным источником звука можно разрушить стену. Возможно, это было что-то иное, то есть не просто звук, но я пытался найти способ, когда звук будет, не только слышим, но и мы, находясь в зоне излучения аппарата (назовём его пока «Иерихонская труба»), ощутили бы на себе его воздействие, как, например, мы ощущает ветер. Представляешь? Безветренная погода, включается аппарат, и мы ощущаем на себе давление звука, конечно, другого качества, по сравнению со звуковым давлением, создаваемым современными сверхмощными громкоговорителями. И вдруг! Если действительно обнаружится такое действие звука, то должно же существовать и противодействие, которое будет стараться двигать излучающий звук аппарат в противоположном направлении, а это уже будет что-то вроде движителя и, видимо, с хорошим КПД, который можно было бы использовать в летательных аппаратах типа НЛО.
- Ну и что? Получилось ли что-нибудь у тебя? — заинтересовался я и поразмышлял вслух. — Кстати, я тоже думаю, что в действительности иерихонские трубы могли быть не звуковые, а наполненные взрывчаткой. Наверное, не исключено, что кто-то до чего-то и тогда мог додуматься. Упаковали взрывчатку в керамические трубы, а при многочисленных переписях и переводах этой истории кто-то это переиначил в звучащие трубы, бу-хающие трубы и теперь мы представляем их наподобие музыкальных труб.
- Думаю, что это было далеко не так, потому что стены были разрушены или повалены, а не взорваны. Про керамические трубы со взрывчаткой, наверное написали бы по-другому. Во всяком случае – в моих мечтах – для выполнения действия – использовать звук. Хотелось бы построить современное устройство, чтобы им можно было бы опрокинуть хотя бы что-то, пусть очень незначительное – мелочь какую-нибудь. Или заставить это устройство просто двигаться, источая звук.
- Я слышал, что в сообщениях об НЛО, пусть и выдуманных, тоже говорят, что слышно шипение, так что давай работай, продвигай свою идею. В какой стадии реализация идеи? Скоро ли мы увидим испытание?
- В нулевой, — без радости сообщил Дима. — Возможно, надо будет дождаться пенсионного возраста, чтобы иметь возможность всецело отдаться работе над этим. Я не могу серьёзными делами заниматься между делом, как в стихах у Маяковского:
Сидят папаши.
Каждый хитр.
Землю попашет,
Попишет стихи.
По-моему, надо или пахать землю, или писать стихи (в переносном смысле, конечно). Но, к сожалению, и в этом случае гарантировать, что я успешно осуществлю свою идею, конечно, нельзя. Возможно, это и не-достижимо. Фантастика. И вдруг резко переменил тему разговора.
– Как ты думаешь, всё ли учёл Майкельсон при измерении скорости света? Ведь по результатам своих опытов он утверждал, что скорость света абсолютна, а это, в свою очередь, дало возможность Эйнштейну обосновать свою теорию относительности. Многие учёные приняли эту теорию и нашли способы оправдать её, но для меня время — это то, что не зависит от способов его измерения. Я не могу согласиться, что, якобы, здесь оно течёт так, а там по-другому. Время — это то, что можно только пассивно наблюдать и учитывать, но не влиять на его течение. Никому этого не дано вплоть до...
— И, конечно же, на твои выводы повлияло исследование волн здесь, на пруду, при помощи такого инструмента, как камень?
- Над этим я задумывался и много раньше, хотя, чем тебе не нравится моё сравнение? Все эти волны распространяются. Подчёркиваю. Не летят с перемещением вещества, наподобие пули, а вовлекают среду для передачи движения: водяные – воду, звуковые – воздух или другое, возможно и твёрдое тело. Свет тоже что-то передаёт, а что именно, мы, в том числе и
учёные, возможно, пока не знаем, но не будь где-то этого проводника электромагнитных волн, свет от какой-нибудь звезды, как и звук колокольчика, через вакуум не дошел бы до нас и мы, указывая на этот участок неба, говорили бы: «Здесь чёрная дыра».
– Ты говоришь, что-то похожее на бытовавшее мнение даже среди маститых учёных, что космос заполнен эфиром, через который и происходит распространение радиоволн и магнитных полей, хотя он не материален, то есть его нельзя ни увидеть, ни ощутить.
– К слову. Майкельсон тоже пытался обнаружить «эфирный ветер», но не смог.
– Как ты думаешь, почему? — спросил я.
– Я недостаточно знаю об его опытах по обнаружению «эфирного ветра», но для себя полагаю, что в воздухе можно обнаружить присутствие воздуха, в воде — воды, а эфир надо, и, кстати, сейчас это возможно, попытаться обнаружить в эфире.
– Говори, пожалуйста, яснее.
– Давай мысленно проведём опыт.
Имеются два судна, которые работают в паре, исследуя прохождение звука в воде. С одного судна посылается в воду сигнал, он отражается от другого судна и возвращается на первое в определённую точку. Это в том со-стоянии, когда суда стоят. Теперь суда движутся. Так же посылается и принимается сигнал, но обнаруживается, что точка, в которую возвратился отражённый сигнал, сместилась. Стали соображать — почему? Пришли к выводу, что звук в воде распространялся прямолинейно, но за время его прохождения, судно сместилось. Поэтому и точка, куда вернулся сигнал, также сместилась. Наблюдавшие подтвердили, что действительно судно переместилось в воде. В космосе никто не может подтвердить, что относительно чего перемещается. Эфир (если, конечно, он есть) относительно космического корабля или корабль относительно эфира. Это всё равно, чтобы подтвердить, есть ли радиоволны, нужен приёмник. Если мы хотим определить, есть ли в космосе эфир, с помощью космического корабля, можно использовать опыт с судами и водой, а базой для прохождения сигнала может быть расстояние от корабля до конца какой-нибудь штанги. И вдруг, мы получили смещение точки, по сравнению с той, куда свет попал, когда корабль и посланный луч двигались в одном направлении. Следовательно, в опыте № 2, когда направление базы было перпендикулярно движению корабля, а эфир прямолинейно переносил сигнал, взаимоперемещение эфира и корабля сдвинуло то место, куда попал сигнал. Это было бы свидетельством, что эфир есть. Если бы была абсолютная пустота, то никакого взаимоперемещения не было бы и обе точки, и в первом, и во втором опытах, пришлись бы в одно место.
– Да, послушаешь тебя и можно поверить даже в то, чего не было и быть не должно, но мне всё-таки хочется узнать, чего же не учёл Майкельсон при определении скорости света? Он, в первых своих опытах, определял скорость света в солнечном луче. По его предположениям, если мы движемся в сторону Солнца, то скорость света должна быть больше той, когда мы от него удаляемся, то есть, сопоставлял результаты опытов, проведённых утром и вечером. Оказалось, в его опытах и та, и другая скорости одинаковые. Разве не так?
– Конечно, так и должно было случиться, — уверенно сказал Дима. — Ведь солнечный луч попал в воздух Земли и приобрёл скорость света в воздухе, затем, проходя через стёкла зеркал и оптики, приобретал скорость света в стекле. Майкельсон, фактически, измерял скорость света в воздухе, а так как его прибор для измерения скорости света был практически неподвижен относительно воздуха, то и результат был один и тот же, куда его ни разверни.
– Не вполне убедительно, — выразил своё сомнение я. — Впоследствии, ведь так же на Земле измеряли скорость света, в том числе и от очень удалённых объектов во Вселенной, которые, как оказалось, от нас удаляются с большой скоростью, о чём свидетельствует так называемое красное смещение — эффект Доплера. Что? Атмосфера здесь не помешала?
– Эффект Доплера регистрирует снижение частоты сигнала, если источник удаляется, но это ещё не значит, что скорость распространения волн стала ниже.
– Какая-то бессмыслица, возможно ли такое? Источник удаляется, а скорость не изменилась.
— Хорошо, — прервал мои возражения Дима. — Давай для большей понятности постараемся сначала разобраться со звуковыми волнами. Поймём простое — разберёмся со сложным. Ты, конечно, слышал одно из наиболее распространённых проявлений эффекта Доплера. Едешь в машине, а встречная машина сигналит, поравнявшись с вами, звук сигнала при этом резко повышается, а затем понижается. Я к тому, что сейчас, используя этот пример, мысленно проведём опыт со звуком. Для солидности обозначим тему: «Как влияет на частоту сигнала скорость и направление движения источника звука?». Для опыта нужен кусок рельса и железка, чтобы по нему стучать, помещённые на автомобиль. Это источник звука. Приёмник звука — магнитофон и секундомер для измерения времени. Особая точность здесь не обязательна. Важно познать принцип.
Источник звука расположен в 600 метрах от приёмника.
Опыт 1.
После стартового, первоначального удара, ударяем ещё 10 раз по рельсу с частотой 1 удар в секунду. Источник звука стоит на месте. Магнитофон записал, что произошло 10 ударов за 10 секунд.
Опыт 2.
Так же ударяем по рельсу с частотой 1 удар в секунду, при этом источник звука движется в сторону приёмника, проходя за 10 секунд 300 метров. Магнитофон записал, что произошло 10 ударов за 9 секунд. Уменьшение времени произошло потому, что последний удар был про-изведён на 300 метров ближе к приёмнику, чем в первом опыте.
Опыт 3.
Если сделаем всё наоборот — источник звука удаляется на 300 метров. Количество ударов и частота та же. Магнитофон запишет 10 ударов за 11 секунд. Не берясь утверждать об изменении скорости звука, посланного с движущегося источника, по сравнению со скоростью, которая была в состоянии покоя источника, можно утверждать, что при приближении частота ударов увеличилась на 10 %, а при удалении уменьшилась на 10 %. Вот тебе, может быть, не доскональное, но достаточно наглядное проявление эффекта Доплера. Дима сделал небольшую паузу, чтобы я осознал услышанное, и решил продолжить.
– Если вместо ударов в рельс будет генерироваться звук с частотой в 1000 герц, то в этих опытах, то есть за 10 секунд излучения звука магнитофон запишет 10000 колебаний с частотой: в первом опыте 1000 герц, во втором — примерно 1100 герц и в третьем — 900 герц. Конечно, вопрос здесь остался: «Как долго будет «помнить» звук то, что он вышел с движущегося источника?»
- Вот ты и сам говоришь об изменении скорости волн, — оживился я.- Под словом «помнить» ты подразумеваешь, что волны звука или света какое-то время, помимо собственной скорости, могут обладать скоростью и направлением движения того источника, который их произвёл? Но почему ты посчитал, что при приближении источника звука, получилось 9, а не 8 секунд? Может быть, скорость источника звука суммировалась со скоростью звука, и получилось 330 метров в секунду?
- Да. Видимо, придётся придумать что-то другое, которое можно ещё и увидеть. Вот, например, вместо звуковых волн, которые невидимы, по-пробуем проделать тот же опыт с водяными волнами прямо здесь на пруду. Для этого представим, что с того берега пруда на этот натянут канат, по которому перемещается с регулируемой скоростью что-то вроде люльки-вагонетки, в которой можно сидеть и бросать камни в воду. Раз мы это всё воображаем, то для нашего удобства, мы уменьшим цифры предыдущего опыта в 100 раз и получим, что волна воды от брошенного камня, будет двигаться со скоростью 3 м/сек, а люлька – 0,3 м/сек. Я буду бросать камни, а ты с секундомером, будешь сидеть на берегу, считать волны и фиксировать время. Обращаю внимание. Когда мы бросаем камень в воду с бере-га с какой-то скоростью, то волны всегда расходятся кругами не зависимо от скорости камня и только сам всплеск при падении камня в направлении его движения будет немного больше, так как водою гасится энергия движущегося камня и только. Но, конечно, это не влияет на рисунок водяных волн. Они, как я сказал – правильные окружности и, следовательно, скорость источника каких-либо волн не влияет на скорость испускаемых им волн. Они подчиняются только присущей им скорости распространения в этой среде. Вот здесь пригодилось бы доказательство существования эфира.
Однако мы отвлеклись, и напоминаю, что цифры этого опыта будут абсолютно такими же, как и в предыдущем опыте, а именно: когда люлька стоит неподвижно, то берега достигнут 10 волн за 10 секунд; когда она движется к берегу – 10 волн за 9 секунд; а когда она удаляется – 10 волн за 11 секунд. Этот опыт на воде можно ещё расширить, так как скорость люльки регулируется. Но мы не будем проделывать все возможные опыты, а ограничимся только теми, которые можно проделать при приближении люльки.
При увеличении скорости движения люльки, расстояния между гребнями волн будут уменьшаться (то есть частота будет увеличиваться), и когда скорость люльки будет равна скорости волны, то уже не будет не-скольких волн, так как они сложатся, сольются в одну, увеличивая её величину (амплитуду) и в зависимости от количества волн, принявших в этом участие, волна может быть такова, что её действие будет восприниматься как удар. (Я же тебе рассказал, как у нас на аэродроме реактивный самолёт создал звуковой удар, от которого посыпались стёкла)
- Да. Теперь я понял, почему преодоление «звукового барьера» самолётом сопровождается громоподобным хлопком, от которого дребезжат стёкла. Ну, а если скорость будет ещё больше увеличиваться? – допытывался я.
- Если скорость нашей вагонетки будет больше скорости волны, то всё перевернётся, и это будет называться – инверсия. Здесь волны будут достигать берега в обратном порядке, то есть не от первой к последней, а от последней к первой.
- Ну и как это будет выглядеть с практической стороны, то есть, как мы это воспримем? – вновь допытывался я.
- Что ты никак не уймёшься! Не хотелось бы мне, тем более сейчас, влезать в эти волновые дебри и теоретизировать то, что мы не можем по-ставить в опыте! Но не обижайся – смягчился Дима. – Напрасно ты всегда смотришь на меня, как будто я знаю всё и про всё. Это, конечно, далеко не так и на такие вопросы лучше бы ответили те, кто занимается этим, но, видимо, ты уже понял, что я стараюсь иметь ту точку зрения, которая мне кажется более верной, убедительно обоснованной, а это не всегда совпадает с общепринятой, потому, что я хочу ещё знать: «А почему это так?». Единственно, я могу рассказать тебе, как наши опыты выглядели бы, если их начертить на бумаге, то есть - схематично.
- Ну и как? – тоже успокоился я.
- Лучше рассматривать волны звука или света в проекции на плоскость, то есть как волны на воде. Если излучающий волны объект находится без движения, то эти волны можно представить в виде концентрических окружностей. Если он движется, то после первой волны (естественно самой большой), центры окружностей будут смещаться в направлении движения излучающего сигнал источника, и соответственно радиусы будут уменьшаться на какую-то, выбранную нами постоянную величину. Рассматривая окружности, изображающие волны движущегося источника сигналов, мы увидим, что расстояния между соседними окружностями не одинаковы. Они наименьшие в направлении движения и наибольшие в противоположном направлении. Соответственно, частота сигнала в первом случае наибольшая, а во втором – наименьшая.
Естественно возникает желание (я говорю только про себя) сделать расстояние со стороны удаления ещё большим - волна от волны, особенно, если речь идёт о гиперрасстояниях, которые исчисляются сотнями миллионов и даже миллиардами световых лет, как будто волне тоже присуща усталость, последние силы на исходе: «Всё. Дальше не могу. Стоп". Поэтому у меня возникают сомнения насчёт расширяющейся Все-ленной,
- Да. Хотелось бы узнать, — заинтересовался я.
– Во-первых то, что сверхдалёкие галактики удаляются от нас со скоростями, сравнимыми со скоростью света, для меня крайне маловероятно, хотя здесь действительно присутствует эффект Доплера, который регистрирует снижение частоты светового сигнала, но в этом случае, воз-можно, это следствие других причин, так как разогнать такие массы вещества до таких скоростей не смогут даже в миллионы раз более мощные, назовём их, термоядерные реакции — взрывы, которые наблюдались во Вселенной. Во-вторых, если верить науке, эти объекты уже никогда не соберутся воедино, так как сила взаимного притяжения ослабевает согласно квадрату расстояния, и они уже перешли ту грань, где это взаимопритяжение что-то значило, то есть, могло повлиять на скорость разбегания. И, наконец. Возможно, они настолько удалены и сигнал от них до того слаб, что он на грани исчезновения. Как тут не вспомнить судьбу водяной волны на исходе. К тому же, как ты обычно надо мной подшучиваешь, и «расклад камней» показывает мне, что, конечно, амплитуда волны влияет на её скорость, да и звёзды говорят.
- Что они тебе сказали? — спросил я.
- Как рассчитали учёные, теоретически наше звёздное небо ночью должно светиться, так как любая его точка — это источник света звёзд и галактик, однако, умирающий свет далеких звезд и галактик не способен сделать этого и небо ночью тёмное.
– Значит, тебя не устраивает предложенная версия существования Вселенной?: «Вещество собирается воедино, затем взрывается и разлетается на сколько может. Затем, под влиянием взаимного притяжения, снова собирается и снова взрыв».
– Ты понял правильно. По моему мнению, такого быть не может, — и пошутил, — чтобы это произошло, не хватит жизни Вселенной, да и залетевших галактик из соседних вселенных, которые тоже могли и собираться, и взрываться, пока не обнаружено. А сам процесс? Галактики возвращаются многие миллиарды лет и после того, как они соберутся воедино, вокруг этого немыслимо гигантского скопления вещества — совершеннейшая пустота, скажем, на расстоянии 20 миллиардов световых лет. А может, взрыв произошёл, когда только 60 % вещества нашло своё пристанище и тогда на встречных курсах и на околосветовой скорости... Нет. Давай спать спокойно.
- Да. Опять ты ушёл от прямого ответа со своими: «Этого не может быть». А, может быть, как раз это более ожидаемо, так как во Вселенной взрывы, разбегания и собирания воедино, очень даже многочисленны и, стало быть, естественны.
- Да, конечно, но до определённого предела,- твёрдо сказал Дима.
- Ну и где этот предел? – не отступал я.– В таких случаях говорят: «Отвергая, предлагай свою версию жизни Вселенной», — посоветовал я.
– Я действительно думал, как же живёт Вселенная? Всё на своих местах. Движение упорядочено. Дистанции меж галактиками приемлемые. Может быть, существуют и силы отталкивания, скажем, между галактиками? А, пытаясь осмыслить колоссальные космические расстояния, можно просто свихнуться. Тогда я стал задавать сам себе вопросы, пытаясь найти оправдание версии «пульсирующей» Вселенной, или, скорее, отрицание её. Отрицания напрашивались сами собой. Фантазии не менее фантастические, чем в мультфильмах о космосе, посещали меня. Например. На планете, находящейся в галактике, которая удалена от нас на 13 миллиардов световых лет, обнаружили нашу Галактику. Определили, что она удаляется от них со скоростью 3/4 скорости света и подумали, что наша Галактика находится на самом краю Вселенной. Мы, не зная об их исследованиях, но, направляя телескопы в их и в противоположном от них направлении, обнаружили галактики, находящиеся от нас и там, и там, на расстоянии 13 миллиардов световых лет и решили, что мы в центре Вселенной. Продолжая фантазировать, я подумал: «А что, если существует некое замкнутое бесконечное пространство, в любой точке которого будет казаться, что ты (конечно, та галактика, где ты существуешь) где-то в центральной его части? К примеру, мы как раз и представляем себя (свою Галактику) где-то в центре Вселенной. Подумал, как бы его назвать? У чего-то необычного должно быть и название необычное. На ум пришло название «чехеидра». Оно меня устроило и для меня, возможно, криволинейное замкнутое бесконечное пространство — это «чехеидра».
- Ну и словечко! Очень похоже, что оно произошло от названия игры – чехарда. Правда, сравнение с чехардой применяют также, возмущаясь, когда, что-то навалено непонятно как или отсутствует управление каким-то процессом.
- Ну, значит, это слово подходит сюда по всем статьям, - сказал Дима,
показывая своим видом удовлетворённость. - В этом деле, как раз столько неясностей для меня… Исследования и находки учёных, использующих очень мощную аппаратуру и технику, всё же не выстроены в какую-то удобоваримую систему, по-этому, «чехеидра» - я думаю, наиболее подходящее для этого название.
- И опять – это всё огульно,- не соглашался я. - Давай поговорим об этом более предметно.
- Согласен. Но для начала давай для себя определимся, как же устроен Мир от самого ничтожного до всей Вселенной, конечно, используя все накопленные об этом знания. Полагаю, что это будет суммирование того, что мы когда-то и где-то прочитали. Итак, - солидно начал Дима.- Созданный Природой или изначально существующий Мир состоит из вещества, пространства и движения, которые объединены в целостную систему тем, что она (эта система) имеет общий для всех её объектов центр тяжести или по-другому – центр масс и все перемещения вещества возможны только при условии сохранения в определённом месте этого общего центра, хотя можно также рассматривать общий центр тяжести меж двумя и более объектами отдельно.
- Ну, вот и начинаются заумности. Нельзя ли проще?
- Ты же сам призываешь к порядку, а, не зная, что такое общий центр тяжести, который может быть даже у муравья с Землёй, разобраться с движением галактик, тоже будет не просто.
- Хорошо, что хоть начал с муравья, а не с микроба. Наверное, не знал, чем микроб вертит Землю, а муравей известно – лапками. А нельзя ли было привести пример более солидный, - сделал я укор Диме.
- Можно. Грузовик, общим весом в 30 тонн, проехав 100 километров, сдвинет Землю в противоположном направлении на 3 тысячи тонно-километров. Количество движения газов, выброшенных ракетой, получит и сама ракета в противоположном направлении. Ну и тд. и тп. и пр., пр1.. Ну, как? Понимэ? – то есть, как говорят французы: «Comprenez?» – с издёвкой сказал Дима.
- Да, достаточно.
- Итак. Есть пространство, вещество и движение. Что важнее? Это всё равно, если бы спросить: «Что важней для человека? Голова, сердце или желудок?» Важно всё. И здесь нельзя ничего убрать, чтобы после этого Мир остался и продолжал жить своей жизнью.
- Ну, хорошо. Вещество и пространство – это понятно, но стоит ли вровень с ними говорить о движении?
- Движение – это первейшая необходимость для того, чтобы Мир жил, видоизменялся, развивался и при всей кажущейся простоте, отчего и как это движение происходит, я думаю, что и для науки здесь не всё ясно. Наша Земля получила движение от Солнца. Солнце, в свою очередь по-лучило движение от нашей Галактики. А наша Галактика – от чего? То, что создало нашу Галактику, снабдило её движением, должно быть ей родственным, если хочешь понятнее – материнским телом. Все галактики, родившие-ся от него должны вращаться в одну сторону и их экваториальные плоскости должны проходить через общий для них центр тяжести, находящийся как раз в этом центральном материнском теле. Иначе быть не может, так как самостоятельно никакая галактика сама начать вращаться не может. Она должна была получить своё количество движения от материнского тела.
----------------------------------
1. Сокращённо: и так далее, и тому подобное, и прочее.
Но где оно - это материнское тело? Может быть, оно находится по ту сторону Млечного пути и недоступно нам для наблюдения? Но есть ли оно там? Очень даже не ясно. А если его и там нет, что, конечно, более вероятно. Твёрдые, жидкие газообразные Просто, понятно, вольготно. А с этою плазмой Дойдёшь до маразма
Вот мы и должны призадуматься. Возможно ли сосредоточение такого огромного количества вещества, от взрыва которого родятся галактики. Вернее, многие тысячи галактик.
Такого тела астрономическими наблюдениями не обнаружено. Не обнаружено и какой-то системности в ориентации галактик. Короче говоря, здесь получается какая-то «чехеидра» и тогда вполне уместен вопрос: «А какого, предположительно, вида она может быть?»
Ясно, что не шар и не диск, так как не обнаружено центра тяжести, к которому должны стремиться галактики.
Начинаем вспоминать стереометрию: «Какая фигура имеет центр тяжести вне вещества, из которого она состоит?» Из небогатого выбора приходит на ум фигура – тор, который нам известен по бублику или кольцевому эспандеру для кисти руки.
Для нас он может быть интересен тем, что его центр тяжести находится вне расположения вещества и, если эта фигура может быть пригодна для этой цели, то отпадёт у галактик необходимость собираться в районе общего центра тяжести и потом, взрываясь, разлетаться.
Но давай поразмышляем о самих галактиках.
Нам известно, что галактики вращаются, то есть обладают каким-то количеством кинетической энергии и при вращении эта центробежная сила противодействует силе гравитации, которая стремится собрать вещество в центре тяжести галактики.
Галактики существуют (живут) циклично: вещество всё же собирается в центре галактики, взрывается, обычно с выбросом вещества в противоположные от центра стороны, преимущественно в экваториальной плоскости галактики, хотя возможны и другие направления. Эти выбросы имеют вид рукавов. В них при сравнимых скоростях движения по окружности, угловые скорости в зависимости удалённости от центра – разные, поэтому, со временем, рукав закручивается в спираль.
Само вещество после взрыва галактики, при виде сбоку, расположено в виде эллипса. Возможно, это следствие того, что мощности взрыва недостаточно, чтобы вещество разлетелось шарообразно, и только благодаря центробежной силе, которая складывается с силой взрыва, вещество и располагается в виде эллипса, что характерно для вида большинства галактик.
Видимо, галактика – это и есть тот предел количества вещества, которое может собираться воедино и взрываться, а взрыв целой Вселенной - Природе всё-таки не под силу.
- А теперь послушай меня, - прервал я Диму. – Возможно, под воздействием твоих лихих выводов о галактиках и их жизни, у меня тоже кое-что (как ты говоришь) пришло на ум, но боюсь тебя просто ошарашить, поэтому предварительно спрашиваю: «Как у нас с тобой? То, что положено попу, доступно ли дьяку?» То есть, могу ли я тоже высказать свою догадку о галактиках?
- Не юродствуй. К чему такие нелепые вопросы? Говори, о чём хочешь, как хочешь и сколько хочешь, - ответил Дима резко.
- Так вот, - начал осторожно я.- Это мне подсказало Солнце со своими выбросами протуберанцев. А вдруг, это сверхогромное скопление вещества всё же когда-то существовало и, в результате прохождения каких-то своих внутренних процессов, выстреливало из себя порцию вещества размером с галактику. При таком выстреле, скорость выброса вещества могла быть выше скорости убегания, то есть такой скорости, когда вещество уже не упадёт назад под воздействием силы притяжения. Тогда галактики, двигаясь самостоятельно, при взаимодействии уже друг с другом, может быть, могли бы двигаться по спиралевидным траекториям, образуя в своём скоплении подобие тора.
- Логично. Выстрел из материнского тела порцией вещества размером с галактику, по всей видимости, возможен, - рассуждал Дима.- А так как мы считаем, что взрыв был направленным, то есть происходил в одном направлении, то КПД этого выстрела, или процент энергии, полученный этой будущей галактикой от взрыва, конечно, будет выше, чем при обычном взрыве с разбросом вещества во все стороны. Он мог быть и более продолжительным по времени разгона вещества, при сохранении высокого ускорения и, следовательно, здесь будет больше возможностей для придания веществу нужной скорости, чтобы покинуть навсегда это материнское тело. Да и правильнее было бы это назвать не выстрелом, а извержением вещества. В итоге, что можно об этом сказать? Это - прекрасно. Соберём все знания по крупицам. Увидим, что из этого получилось, - как мне показалось, с одобрением сказал Дима.
- Да что же тут прекрасного? Хорошо, что сейчас нет инквизиции, а то быть бы нам с тобой за наши смелые высказывания рядом с Джордано Бруно, — назидательно заметил я.
– Сейчас есть свои, может быть, более изощрённые методы расправы, поэтому всё это будем держать лишь для своего личного пользования, — сказал Дима и добавил. — Уж слишком далеко мы забрели в своих фантазиях. Начали с камней, и дошли до Вселенной. Давай вернёмся на Землю. Смотри, как поднялось и ярко светит Солнце, не зная, что кто-то ковыряется в его лучах. Мы видим мир и это прекрасно, даже если мы не знаем, чему мы обязаны: волнам света, фотонам или световому полю? Ду-маю, что самое время — искупаться. Дима быстро разделся и с разбега нырнул в воду. Я же поймал себя на том, что впервые обратил внимание не на то, кто и как прыгнул в воду, а какие и как разбегались волны.
